В эти дни исполнилось бы 70 лет Герею Гамидовичу Ханмурзаеву, доктору филологических наук, профессору, известному дагестанскому ученому, посвятившему свою научную деятельность исследованию дагестанской тематики в русской литературе XIX века, а если точнее, исследованию национального характера горцев.

   ...Уже десять лет Герея Гамидовича нет с нами. До своего 60-летия он не дожил всего несколько месяцев. Филологический факультет Дагестанского университета за это время закончило не одно поколение студентов, которым, к сожалению, не довелось слушать лекции этого замечательного преподавателя и просто обаятельного, исключительно порядочного человека.

   Нисколько не претендуя на полноту воспоминаний (это практически невозможно в формате небольшой статьи), хочется поделиться своими личными впечатлениями об этом замечательном человеке, с которым я познакомилась четверть века назад, будучи первокурсницей, а общение и - осмелюсь сказать - дружбу с ним до сих пор расцениваю как дар судьбы, за что я бесконечно ей благодарна.

   Помню, как поражены были мы, первокурсники, когда этот по-юношески стройный седовласый преподаватель наизусть читал нам целые отрывки из древнерусских текстов на старославянском языке. Старославянский язык, надо сказать, всегда доставлял студентам не мало трудностей и при изучении, и тем более, при сдаче, -а тут вдруг потоком, наизусть, без всякой шпаргалки на тебя обрушивается напевная речь древних русичей! Происходило это так увлекательно, что мы как будто наяву видели и самого Владимира Мономаха, обращающегося с поручением к потомству, и вещего Олега, и плачущую Ярославну, и многих других персонажей, которые казались уже не просто образами—символами древней Руси, а живыми людьми со своей душой, своими мыслями, сердцем...

   До сих пор храню конспекты лекций Герея Гамидовича, трепетно их перелистываю и как будто снова слышу его голос... Он никогда не кричал, не занимался нравоучениями, был абсолютно демократичен и терпим к опаздывающим и прогуливающим, но таковых постепенно и вовсе не стало -настолько интересны и увлекательны были его лекции.

   Но при необычайно широком кругозоре, обладая прекрасной памятью, он умел и хотел учиться, если это было нужно, у своих коллег. Помню, как к нам на факультет из Ленинградского университета приехал известный ученый-филолог В.Маркович, чтобы прочитать курс лекций студентам филфака. Надо было видеть, с каким живым любопытством, непосредственностью студента слушал вместе с нами его лекции Герей Гамидович. Он с добросовестностью второкурсника записывал что-то к себе в тетрадь, он весь был - внимание. Мы сидели рядом, и я видела, что выступление ленинградского коллеги действительно интересно Герею Гамидовичу. Потом, когда мы обсуждали лекции В.Марковича, он искренне восхищался им, который, кстати, был моложе самого Герея Гамидовича. Меня тогда приятно поразило это искреннее уважение, доброе отношение к авторитету другого.

   А как он умел радоваться и любить свою семью: он глубоко уважал и почитал своих родителей, нежно относился к своим младшим братьям и сестрам. Но особое отношение (и он никогда не скрывал этого, а скорее, наоборот, подчеркивал) у него всегда было к своему младшему брату Камилю (ныне заведующему кафедрой зарубежной литературы ДГУ), его он просто обожал, постоянно восхищался его талантом и эрудицией. И поскольку они работали на одном факультете, то их часто можно было видеть вместе. Здесь и вообще по жизни они были не просто братья, потому что их близость была не только по крови, но и по духу, по разуму. Ведь родство - это не только общие родители и общая крыша над головой. Это еще и родство душ, интеллекта, всего того, что сближает людей навсегда. Не побоюсь этих слов, они были любимцами факультета, его украшением, его достоянием, они были Коллеги.

   Очень тепло Герей Гамидович говорил и о своей собственной семье. Он, как и все родители, любил своих детей, всегда подчеркивал, что предоставил им абсолютную свободу как в выборе профессии, так и в и выборе личного счастья. «Я -интернационалист, - говорил он, - в нашей семье знаешь сколько национальностей смешалось!» И это было действительно так, потому что, искренне любя свою национальную культуру, ее самобытность, чтя своего деда-поэта Наби Ханмурзаева, Герей Гамидович не был закрыт для русской культуры, для всех других национальных культур. Скорее, наоборот, он безгранично любил русскую литературу, прекрасно ее знал. Любимые писатели - Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, а как он любил Пушкина! Мог часами читать его стихи, всегда восхищался Сильвио из пушкинского «Выстрела»...

   Он вообще любил жизнь, был смешлив, ценил хорошую шутку, добрый юмор, прекрасно играл в футбол и настольный теннис (был перворазрядником), ежедневно бегал по утрам в любую погоду - всегда любил спорт.

   Позже, когда мы уже стали коллегами, мы иногда шли с работы пешком, много говорили о литературе, о жизни, о своем Дагестане, о том, что мешает ему развиваться и быть по-настоящему цивилизованной республикой. Он очень любил свой край, гордился тем, что он -дагестанец, и крайне переживал в те смутные девяностые о том, что происходит с его земляками уже не в исследуемом им девятнадцатом, а в двадцатом веке.

   При всем его серьезном, уважительном отношении к Науке, он не был сухим ученым-педантом, он был живым, настоящим, бурлящим и искристым, заразительно хохочущим в окружении студентов и по-детски, с любопытством относящимся к миру и людям. - Все, с понедельника буду другим, строгим и серьезным, - иногда говорил Герей Гамидович на прощание в субботу. В назначенный понедельник ему удавалось какое-то время быть этаким чопорным «сухарем», но надолго его не хватало. Через какое-то время это был тот же Герей Гамидович - бесконечно-трогательно добрый, обаятельный, остроумный, веселый... Но при всей легкости его натуры эта легкость не была пустой, она была изящной, аристократичной и, как это ни парадоксально, - глубокой.

   В одной из своих студенческих анкет, которую я проводила для нашей стенгазеты, был, в общем-то, банальный вопрос: «В какую из эпох вы бы хотели жить?» Герей Гамидович ответил тогда, не задумываясь: «В эпоху декабристов». Он и сам напоминал декабриста: своей осанкой, своей глубокой порядочностью, своим отношением к коллегам и студентам. Определенно, его отличительной чертой была Доброта, не слащаво-умилительное, а душевное, богатое чувство Добра, которым он щедро делился с нами... После защиты своей докторской диссертации в МГУ Герей Гамидович подарил мне свою монографию с теплой и трогательной надписью, которую я бережно храню уже много лет, как и память об этом замечательном человеке, у которого мне посчастливилось учиться и чей образ до сих пор остается, наверное, самым светлым воспоминанием в душе каждого, кто был с ним знаком.

   ... У Владимира Высоцкого как-то спросили, как бы он хотел, чтобы потомки о нем говорили, и он ответил: «Чтобы помнили...» Вот и мне очень хочется, чтобы о Г. Г. Ханмурзаеве помнили, потому что, пока живы мы, те, кому довелось с ним общаться, жива и память об этом Человеке, Ученом, Педагоге. И мы помним.